НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН И РАСПРОСТРАНЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ «ГЛАСНАЯ», ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА «ГЛАСНАЯ». 18+
Представьте, что вы приходите в гости, вас приглашают за обеденный стол и всем присутствующим достаются одинаковые стулья, хотя среди гостей — вы, маленький ребенок, мужчина ростом два метра и беременная женщина. Формально все честно, стулья одинаковые. Но у кого-то ноги болтаются в воздухе, а кому-то из-за живота трудно дотянуться до тарелки. Примерно так же устроена разница между гендерным равенством и гендерной справедливостью.
Специально для Фемсловаря «Гласной» кандидат социологических наук и гендерная исследовательница Ирина Костерина разбирается в различиях между двумя понятиями.
О Фемсловаре «Гласной»
Фемсловарь «Гласной» — важные и полезные определения как давно вошедших в обиход, так и новых феминистских понятий, которые только формируются к 2026 году.
Вместе с «Гласной» словарь составляют практикующие специалистки, активистки, деятельницы, исследовательницы, ученые и журналистки.
Содержание
Гендерное равенство и гендерная справедливость: в чем разница
История борьбы за гендерное равенство
Почему равенство — это не всегда справедливо
Советское наследие и его эволюция
Мировой опыт: прорывы и откаты
Почему либерального феминизма недостаточно
Как менять ситуацию на личном уровне
Какие системные перемены нужны
Гендерное равенство и гендерная справедливость: в чем разница
В англоязычной литературе разделяют понятия «гендерное равенство» (gender equality), то есть равные права, обязанности и возможности, и «гендерная справедливость» (gender equity / gender justice), то есть процессы и практики, которые «выравнивают» реальность — а не только тексты законов — и нацелены на равноценные результаты.
В феминистской традиции эти термины, как правило, идут парой: равенство — то, что обычно прописывают в законе, справедливость — то, что происходит в жизни.
Гендерное равенство — это когда все получают одинаковые права и возможности, независимо от того, в каком теле родились. В Конституции РФ это даже прописано в статье 19. Но реальность не Конституция, она намного сложнее, и многие люди сталкивались с ситуациями, когда положенное равенство не работает.
Гендерная справедливость — это когда мы признаем, что стартовые позиции у всех разные, и пытаемся это компенсировать.
Это как если бы ребенку или невысокому человеку дали подставку под ноги, чтобы он мог нормально сидеть за столом. Или как если бы работодатель понимал, что женщина может уйти в декрет, но, если она ценный работник, ее стоит подождать.
В своей книге 1997 года «Прерванная справедливость» (Justice Interruptus: Critical Reflections on the ‘Postsocialist’ Condition) американский философ Нэнси Фрейзер, которая всю жизнь занимается этими вопросами, предлагала смотреть на справедливость через две линзы: перераспределения (redistribution) и признания (recognition).
Перераспределение — это про экономику: зарплаты, доступ к ресурсам, возможности. Признание — про культуру: как к вам относятся, уважают ли ваш опыт, считают ли полноценным человеком.
Мнение радикальной феминистки
История борьбы за гендерное равенство
Задолго до появления самого термина «гендерное равенство» женщины уже боролись за свои права. Еще в 1792 году британская писательница Мэри Уоллстонкрафт написала «В защиту прав женщины» — труд, призванный объяснить, что женщины — это тоже люди (революционная мысль для XVIII века). Уоллстонкрафт утверждала, что, если бы девочек и мальчиков учили вместе, женщины не только лучше справлялись бы со своими ролями, но и могли получить профессиональные навыки, что принесло бы пользу всему обществу.
Эту идею развивал и британский философ, социолог и экономист Джон Стюарт Милль, который активно выступал за права женщин во второй половине XIX века. Совместно со своей женой Гарриет Тейлор Милль он выпустил книгу «О подчинении женщин» (The Subjection of Women, 1869) о том, что женщины угнетены социальными институтами, а не природой и что равенство прав мужчин и женщин (в частности, на труд и образование) — условие прогресса.
Настоящий прорыв случился после Второй мировой войны. В 1948 году ООН приняла Всеобщую декларацию прав человека, где черным по белому написано:
все люди рождаются свободными и равными.
Сам термин «гендерное равенство» (gender equality) сформировался позднее. Слово «гендер» существовало в английском языке для обозначения понятия грамматического рода еще в XIV веке, однако современное значение, «социальный пол», отсутствовало до XX века. В 1955 году психолог и сексолог Джон Мани использовал слово «гендер» в противопоставлении биологическому полу (sex), а позже в его работах также появился термин «гендерная идентичность» (gender identity) — для обозначения субъективного ощущения принадлежности к определенному полу.
Параллельно складывалась и терминология, связанная с политикой равенства. Термин «гендерное равенство» стал широко использоваться в научных и политических документах в 1970-е годы благодаря второй волне феминизма и работам социальных исследовательниц.
В 1979-м равенство между мужчинами и женщинами утвердили в Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (CEDAW), которую феминистки называют «женской конституцией».
Как активистки объединялись в борьбе за свои права
В 1995 году понятие «гендерное равенство» закрепили и в Пекинской платформе действий (Beijing Platform for Action) — ключевом документе IV Всемирной конференции по положению женщин в Пекине. В конце 1990-х — начале 2000-х термин становится стандартом международной риторики.
Одновременно с этим сама борьба за гендерное равенство усложнилась. Фрейзер с грустью отмечает, как феминизм второй волны переключился с борьбы за перераспределение ресурсов на борьбу за признание и различия. Она считает, что критика культурных норм сместила акцент с критики капиталистической структуры, а феминистки недооценили изменения политической экономии при неолиберализме и не только забыли о перераспределении, но фактически, не осознавая этого, внесли в неолиберализм позитивный вклад. Пока они спорили о языке и политике идентичности, корпорации продолжали платить женщинам на 30% меньше.
В этом смысле многие феминистки выступают за идею экономики заботы, или care economy, — переосмысление неоплачиваемого труда по уходу как фундамента всей социально-экономической системы. В России, по данным Росстата на 2024 год, женщины тратят на домашний труд в среднем 3 часа 23 минуты в день, тогда как мужчины — 1 час 32 минуты. Согласно отчету международной конфедерации Oxfam, женщины по всему миру ежедневно тратят 12,5 миллиарда часов на неоплачиваемую работу, что в денежном эквиваленте оценивается в 10,8 триллиона долларов в год.
Почему женщины продолжают мыть за всеми посуду, даже когда их об этом не просят
Почему равенство — это не всегда справедливо
Представьте, что вы бежите марафон. Но одни приступают к забегу с линии старта, а другие — за 10 километров до него и с рюкзаком камней.
Многие люди часто не задумываются о своих или чужих привилегиях и о том, насколько иногда могут быть ограничены чьи-то стартовые возможности.
В книге 2011 года Responsibility for Justice американская исследовательница Айрис Марион Янг ввела концепцию структурной несправедливости — ситуации, в которой никто конкретно не виноват и не имеет злого умысла, но система работает так, что определенные группы регулярно оказываются в проигрыше.
Классический пример — когда женщина приходит на собеседование, а HR-менеджер (часто по иронии тоже женщина) спрашивает: «А детей вы когда планируете?» Мужчину о таком, скорее всего, не спросят. Формально права у них равные: по закону оба могут уйти в декрет. Но мы знаем, кто реально возьмет отпуск по уходу за ребенком и чью карьеру это затормозит. Женщин часто неявно дискриминируют при найме, предпочитая взять на работу мужчин.
Спорные вопросы
Тема гендерной справедливости — минное поле для дискуссий. Главные точки взрыва: квоты (например, Норвегия требует 40% женщин в советах директоров — это равенство или унижение?), позитивная дискриминация (когда при поступлении в вуз учитывают пол — это восстановление справедливости или создание новой несправедливости?), равная оплата труда (должна ли мать двоих детей, уходящая домой в 18:00, получать столько же, сколько бездетный коллега, сидящий на работе до ночи?) и даже язык (феминитивы — это видимость женщин или уродование языка?).
Простых ответов нет, но сама возможность обсуждать эти вопросы без взаимных обвинений — уже шаг к справедливости.
Советское наследие и его эволюция
В России с гендерным равенством все интересно и противоречиво. С одной стороны, равные права гарантированы с советских времен. С другой — согласно последнему индексу гендерного равенства, в котором Россия принимала участие, мы получили такие же баллы, как Уганда и Бурунди.
Но это не значит, что у нас все плохо, — есть вещи, которым могли бы поучиться другие страны.
Система бюджетных детских садов. В СССР создали систему государственных детсадов, которая до сих пор остается одной из самых доступных в мире. В США, например, ее нет, а место в частном детсаду стоит 1200–2000 долларов в месяц (дороже, чем может обходиться аренда квартиры). В России средний размер платы — 2123 рубля, а для многих категорий населения сады бесплатны. Да, очереди. Да, не хватает мест в ясельных группах. Но сама концепция, что государство помогает растить детей, — огромное достижение, которое мы воспринимаем как данность.
Декретный отпуск. Российские три года декретного отпуска могли бы вызвать зависть у американских женщин, которые получают 12 недель (и то не всегда оплачиваемые). Да, это палка о двух концах: долгий декрет выключает женщин из профессии. Но сама возможность выбора, сидеть с ребенком и получать хоть какие-то деньги или выйти на работу раньше, — это важно. В Южной Корее, например, тоже есть декрет, но нередко взять его значит попрощаться с работой. У нас хотя бы законодательно место сохраняется за сотрудницей.
Женское образование. В СССР женщины массово шли в технические вузы, становились инженерами и математиками — это было нормой, а не исключением. Это наследие живо: в России 40% занятых в STEM-секторе — женщины (в США только 20%). У нас целые династии ученых и врачей, где есть выдающиеся женщины. Да, они часто упираются в стеклянный потолок, но сам факт, что так много женщин работает в науке и технике, — это достижение, которым не могут похвастаться многие «прогрессивные» страны.
Система дополнительного образования. Бесплатные кружки во дворцах творчества, продленка в школе, летние лагеря — все это позволяет родителям (читай: матерям) работать. В некоторых странах Европы школа заканчивается в час дня, и, если нет бабушки или няни, один родитель вынужден не работать.
Материнский капитал. При всех его проблемах маткапитал — это 690 тысяч рублей на первого ребенка и 912 100 рублей на второго ребенка (если не получали на первого). Хотя во многих странах есть системы детских пособий, российский маткапитал выделяется как единовременная крупная сумма, в отличие от ежемесячных выплат в большинстве европейских стран. Для семей это бонус, который помогает улучшить жилищные условия или дать образование детям.
Репродуктивные права. При всех проблемах в России до сих пор сохраняется право на аборт по желанию женщины до 12 недель — то, что сейчас отменяют в США и Польше. Аборт финансируется ОМС. Да, есть «недели тишины», давление, инициативы ограничить доступ на региональном уровне. Но базовое право пока остается, и это важно отметить на фоне глобального отката.
Как государства пытались бороться с теми, кто не хочет рожать, и к чему это приводило
Парадоксы российской ситуации
По данным «Левада-центра»* за 2022 год, 68% россиян считают, что мужчины и женщины в России уже обладают равными правами. Но при этом, согласно опросу ВЦИОМа, феминизм поддерживает только 31%. Это как хотеть похудеть, но считать спорт западной пропагандой.
В России женщина может быть главой Центробанка (представьте себе ее влияние), но еще недавно не могла работать машинистом метро. В российской медицине большинство работников — женщины: около 70% врачей и около 95% среднего медперсонала. На уровне более высокооплачиваемых позиций гендерный перекос все еще заметен: в разных отраслях экономики руководящие должности чаще занимают мужчины, а женщины-руководительницы в среднем получают меньше.
В России до 2021 года в списке запрещенных для женщин значились 456 профессий. Туда входили машинист электропоезда, водолаз и многие другие. Логика была железная: заботимся о женском здоровье, чтобы женщина рожала здоровых детей. То, что сидеть за кассой в «Пятерочке» по 12 часов тоже не особо полезно для здоровья, никого не волновало.
Потом список сократили до 100 профессий, женщинам разрешили водить фуры, управлять самолетом и работать на стройке. Правда, зарплату все равно предлагают на 30% меньше, но надо же с чего-то начинать.
Монолог терапевтки о региональной медицине, ежедневном «квесте» и пациентах, вернувшихся с «СВО»
Эти парадоксы показывают: у нас есть фундамент для гендерной справедливости — образованные женщины, социальная инфраструктура, законодательная база. Проблема в надстройке — стереотипах, практиках, негласных правилах. И это, как ни странно, дает надежду: фундамент сложнее построить, чем изменить отделку.
В России до сих пор нет закона о домашнем насилии, зато есть статья 116.1 УК РФ, которая фактически декриминализировала побои в семье: первый раз ударил жену — административка (как за неправильную парковку), а уголовная ответственность наступает только на второй и последующие разы. Это называется «укрепление семейных ценностей».
Активистки женских НКО годами бились за принятие закона о домашнем насилии, тогда как их объявляли «иностранными агентами». Год за годом принятие закона откладывалось, а после 2022-го оно уже представляется совсем маловероятным.
Мировой опыт: прорывы и откаты
Канада объявила о феминистской внешней политике, фокусируя внимание на участии женщин в предотвращении конфликтов и борьбе с гендерным насилием. Германия пообещала увеличить финансирование программ гендерного равенства.
Звучит отлично, но, как говорится, есть нюанс. Часто эти инициативы превращаются в то, что Фрейзер называет прогрессивным неолиберализмом, — например, когда корпорации нанимают женщин-CEO сидеть в шикарном офисе в Нью-Йорке, но продолжают эксплуатировать женщин и детей на фабриках в Бангладеш.
Успешные модели движения в сторону гендерной справедливости можно найти в самых разных странах, от Исландии до Руанды.
24 октября 1975 года около 90% исландских женщин объявили забастовку — не вышли на работу и не выполняли домашние обязанности. Страна встала: закрылись банки, школы, магазины. Мужчины массово брали детей на работу, сосиски исчезли из магазинов (а что еще ты будешь есть, когда не умеешь готовить?). Через пять лет Исландия избрала первую в мире женщину-президента демократическим путем. Сегодня там существует отпуск по уходу за ребенком для отцов до шести месяцев. И 90% отцов его берут.
Руанда сумела построить одну из самых гендерно-сбалансированных политических систем в мире, возрождаясь после геноцида 1994 года. 61% парламентариев в этой стране — женщины. Для сравнения: в США — 28%, в России — 16%. Кроме того, руандийки получили право наследовать землю, открывать банковские счета без разрешения мужей (ограничение, которое еще сохраняется во многих странах), передавать гражданство детям. Экономика страны показывает стабильный рост: в 2024 году он превысил 8%, в 2025-м составил 7–8%. Материнская смертность упала вдвое.
Когда общество учитывает интересы женщин, выигрывают все.
Но на каждый успешный пример по всему миру можно найти немало примеров отката в прошлое.
Уже в 1996 году Намибия приняла один из самых прогрессивных законов о равенстве в браке: имущество делится поровну, домашний труд признается вкладом. В соседней ЮАР, несмотря на прогрессивную конституцию и более высокий уровень жизни, каждый день от фемицида погибают три женщины, а бывший президент страны Джейкоб Зума не раз публично высказывался в духе традиционного патриархата — защищал полигамию и «естественное» подчиненное положение женщин, противореча духу конституционного гендерного равенства.
В 1990-х и 2000-х в Польше была заметна активность женщин в предпринимательстве, развивалось феминистское движение, гендерное равенство и равная оплата труда были закреплены в конституции. Но к 2020 году страна пришла почти к полному запрету абортов, попытке выхода из Стамбульской конвенции, государственному финансированию ультраконсервативных организаций. Увы, права не даются навсегда, за них нужно бороться каждый день.
Международный опыт доказывает: гендерная справедливость — это не роскошь богатых стран. Руанда и Намибия доказали, что политическая воля важнее ВВП. Исландия показала силу коллективного действия. Польша и США напоминают: откат возможен везде. Поэтому гендерная справедливость — это не конечная точка, а процесс. Не «достигли и успокоились», а постоянная работа, бдительность и готовность защищать достигнутое.
Как польские активистки борются за право на аборт — и побеждают, несмотря на сохранение формального запрета
Интерсекциональный подход
Если возвращаться к примеру про марафон, то некоторые бегут его не просто с рюкзаком камней, а еще и в гору, против ветра, иногда даже спиной вперед.
Афроамериканка Кимберли Креншоу в 1989 году ввела термин «интерсекциональность», объясняя, что разные виды дискриминации не складываются, а умножаются. Чернокожая женщина сталкивается не просто с расизмом и сексизмом, а с особым видом дискриминации, который незнаком белым женщинам и чернокожим мужчинам.
В российском контексте это работает так: женщина-мигрантка из Центральной Азии получает тройной удар: мигрантофобию, расизм и сексизм. Женщина с инвалидностью — эйблизм плюс все те же гендерные стереотипы.
А женщины коренных малочисленных народов Севера имеют дело с четырехкратной дискриминацией: по признаку пола, этноса, социально-экономического статуса и географической изоляции. Они часто живут в условиях хронической бедности, притом что в целом по России зарплаты среднего класса составляют около 75 тысяч рублей. Исследования уровня жизни коренных народов показывают, что их домохозяйства имеют существенно более низкие денежные доходы, чем в целом по стране, а многие семьи выживают за счет пособий и традиционного хозяйства.
Монологи девушек из национальных регионов России, обратившихся к своим корням
Почему либерального феминизма недостаточно
Фрейзер жестко критикует современный либеральный феминизм за то, что он стал «служанкой капитализма». Некоторые приводят в пример такого корпоративного феминизма бестселлер Шерил Сэндберг, бывшей CFO Facebook**, «Не бойся действовать» (Lean In). Сэндберг учит женщин, как пробиться наверх в существующей системе. Но она не говорит, что проблема — в самой системе.
Это как учить рабов, как стать более успешными рабами и, может быть, даже надсмотрщиками, вместо того чтобы бороться за искоренение рабства.
Женщин учат крутиться как белка в колесе, вместо того чтобы требовать пересмотреть его дизайн.
Как менять ситуацию на личном уровне
Развивайте критическое мышление о гендере. Начните замечать, как гендерные стереотипы влияют на ваши решения и решения окружающих. Почему на родительском собрании 90% присутствующих — мамы? Почему коллега-мужчина не берет больничный по уходу за ребенком, хотя его ребенок часто болеет? Осознанность — первый шаг к изменениям.
Практикуйте финансовую грамотность и прозрачность. Изучите рынок труда, узнайте реальные зарплатные вилки. Осознавайте объем своей работы, включая эмоциональную и организационную. Если вы отвечаете за организацию повседневной жизни семьи, ухаживаете за родственниками, планируете отпуска, помните о днях рождения детей и друзей — это тоже труд, требующая времени и энергии. Обсуждайте с партнером распределение не только финансов, но и ментальной нагрузки.
Переосмыслите баланс заботы. Забота — это не «врожденная женская функция», а человеческая потребность и ответственность. Согласно Гарвардскому исследованию взрослого развития (Harvard Study of Adult Development), мужчины, которые активно участвуют в воспитании детей и имеют поддерживающие близкие отношения с партнерами, живут дольше. Отдельные исследования отцовства показывают, что мужчины, посвящающие много времени уходу за детьми, в среднем реже испытывают симптомы депрессии и лучше оценивают свое психическое здоровье. Женщины, которые делегируют часть заботы, получают больше возможностей для профессионального роста.
Создавайте поддерживающие сообщества. Ищите единомышленников — не для борьбы, а для создания альтернативных моделей. Отцовские клубы, где мужчины обсуждают родительство. Профессиональные сообщества, где женщины делятся опытом переговоров о зарплате. Межпоколенческие диалоги, где бабушки и внучки обмениваются опытом без осуждения.
Оставлять себе детей после развода — это женская привилегия или отражение неравенства?
Какие системные перемены нужны
Трансформативный подход Нэнси Фрейзер предлагает не просто добиваться равного доступа к существующей системе, а переосмысливать саму систему.
Это предполагает экономическую реструктуризацию, которая подразумевает:
- универсальную модель «работа — забота» (universal caregiver model), где каждый человек совмещает оплачиваемый труд и заботу о близких;
- сокращение рабочей недели для всех (а не только для женщин с детьми) — опыт Бельгии и Исландии показывает, что переход на четыре рабочих дня не снижает продуктивности;
- признание заботы как общественно значимого труда через достойную оплату работников соответствующего сектора.
Необходима и культурная трансформация:
- переход от модели «мужчина — добытчик / женщина — хранительница» к модели взаимной ответственности;
- изменение медиаобразов — нормализация отцов, меняющих подгузники, и женщин, принимающих стратегические решения, как повседневного явления, а не исключения;
- образовательные программы по гендерной грамотности — не в форме «промывания мозгов», а как инструмент развития критического мышления.
И наконец, политическое переустройство:
- родительский отпуск как право, а не как привилегия (модель use it or lose it — непередаваемая квота для каждого родителя);
- инфраструктура заботы: доступные детские сады, центры дневного ухода за пожилыми, службы поддержки;
- прозрачность в оплате труда: публичные зарплатные вилки — как в Норвегии, где налоговые декларации всех резидентов открыты.
Интеграционный подход, в свою очередь, предлагает вместо выбора между перераспределением (экономикой) и признанием (культурой) работать в обоих направлениях одновременно. Квоты в советах директоров имеют смысл только вместе с изменением корпоративной культуры, а равная оплата труда невозможна без переосмысления ценности «женских» профессий.
Почему мужчин так задел тренд Gen Z boss and a mini
Почему это касается всех
Гендерная справедливость — это не игра с нулевой суммой, где выигрыш женщин означает проигрыш мужчин. Это про создание мира, где вашу ценность не определяет набор хромосом.
Мужчины тоже страдают от патриархата. Их эмоциональная уязвимость воспринимается как слабость (стереотипы про «мужчины не плачут»), они часто не могут заниматься «женскими» профессиями (попробуйте стать воспитателем в детском саду), умирают раньше и чаще от инфарктов и самоубийств, потому что «настоящий мужчина сам справится». В серии статей о «структурной несправедливости» 2000-х годов Айрис Марион Янг показывала, как несправедливость встроена в структуры общества и как это вредит всем, просто по-разному.
Путь к гендерной справедливости — это не только про изменение законов или квоты в советах директоров. Это про переосмысление всей системы. Да, это сложно и займет время. Но альтернатива — продолжать жить в мире, где половина человечества зарабатывает меньше, работает больше (если считать неоплачиваемый домашний труд) и при этом должна еще быть «милой, красивой и покладистой» дома и на работе.
Финский социолог Элина Хаавио-Маннила в книге «Финская женщина и финский мужчина» в 1968 году писала, что равенство — это не когда женщины становятся как мужчины. Это когда и женщины и мужчины могут быть людьми.
Профеминисты рассказывают, почему они против женоненавистничества
В России мы находимся в уникальной ситуации: у нас есть советский фундамент социальной поддержки, образованные женщины, опыт их массового участия в экономике.
Нам не нужно начинать с нуля, как Саудовской Аравии, или откатываться назад, как Польше. Нужно просто достроить то, что начали наши бабушки и прабабушки, — мир, где инженер и учитель получают достойную зарплату независимо от пола, где отец в декрете так же нормален, как мать-программист, где никто не спрашивает на собеседовании про планы на детей, а список запрещенных профессий существует только в исторических музеях.
Это не утопия, а вполне достижимая реальность. Вопрос лишь в том, готовы ли мы перестать воспринимать несправедливость как «естественный порядок вещей» и начать видеть ее такой, какая она есть, — созданной людьми системой, которую люди же могут изменить.
